В силу своей деятельности мы предпочитаем не держать в открытом доступе протоколы,дневники и реестры. Однако записи личного плана хранить разрешается,если в них нет чего-либо, содержащего намек на местоположение наших баз, кораблей и т.д. В данном случае я бы хотел сохранить этот эскиз для истории; возможно он даже пригодится моим собратьям по свободному космическому промыслу, тем более,что координаты планеты не составляют тайны, и она занимает свое место в индекс-каталоге обитаемых планет.

Я лично видел этот пустнынный мир, выкашливающий в пространство остатки своих вулканических легких. Я оказалася над пустошами случайно, ибо сбился с курса, преследуемый Союзными силами,в попытке оттянуть на себя хоть бы часть берсерков, атакующих наш «Обливион».
На какой-то момент показалось, что участь моя решена, но мне удалось скрыться с радаров преследователей, потерявшись в облаках серо-черного пепла еще вздымавшегося после очередного выброса.
Я знал, как опасны эти вулканы - яростные сыны недружелюбных планет, но в этот раз они пришли мне на помощь, словно боги космического света расшифровали молитвы своего блудного сына.
Я внимал, потому что каждый мир говорит на своем особом языке, и не слышать его невозможно, и не потому что я настроен сентиментально, но потому что зачастую наше существование зависит от способности прислушиваться к едва заметным вибрациям пространства. Ты записываешь их в ячейки памяти, как музыку или как голоса давно забытых спутников. Некоторые хочется слушать постоянно, некоторые - никогда боле, но забыть их невозможно.
Тень маленьким зверьком скользила по грубой шкуре одинокой планеты, и,казалось, можно было сосчитать металлические ребра,выпирающие под скалистой,потрескавшейся кожей.
Пыльно-серые складки, словно в спешке брошенная мантия свергнутого правителя, укрывали израненное метеоритами тело. А вдали , в красно-оранжевом мареве слабой чахоточной атмосферы, остроконечные горы царапли вечную темноту пространства, и создавалось впечаление,что огонь сошелся в неравной битве с бесконечно холодным дыханием Космического дракона. И этот мир,некогда возможно благообразно прекрасный в обычных, не смущенных многомерностью существования, представлениях, теперь, в тягучей обреченности до сих пор шлет свои проклятья космическим отцам, не желая сдаваться на милость забвению, словно мятежная бестия, проткнутая копьем победителя,но все еще выжигающая горячими языками свои метки на полотне вечности.
Чарующий ландшафт, открывающийся с высоты моего полета, напоминал последнее трагическое произведение некого великого мастера, который пытается выразить в звуке ломанные линии-вскрики, гротескно изысканные изгибы, ртутно-металлические узоры, вершины и пропасти помраченного сознания, или в цвете, чередуя мазки космически-черного, холодно-звездного и вулканически-огненного.
Каменные монолиты с грубыми рубцами времени на темнеющих боках, вечно голодные жерла, запутанные лабиринты - пустующие прибежища механических минотавров - молча взирали на мой одинокий полет, посвященный странному гению, создавшему это губительное великолепие, которое отзывалось в самом моем существе тихими,будоражащими, угрожающими вибрациями. А звезды как всегда безучастно,ведь это в их привычке, перемигивались, словно приветствуя тотальную бесконечность моего пути, ставшую еще более очевидной, когда я пересекся на мгновение с этим печальным узником своей орбиты, и звуковые волны чужими,чуть слышными голосами уносили в пространство память о космических циклах, прожитых этим миром.

Таков был Чаар – пепельными слезами орошающий закат старой Империи и огненными языками приветствующий рассвет новой.